Ч — 3-я
Главной причиной столь плачевного состояния командного состава русской армии, безусловно, является бесконечно слабое развитие военной науки.Военная наука того времени характеризовалась следующими взаимоисключающими взглядами. Официальное и господствующее направление явилось продолжением милютинско-ванновского умственного застоя. Его разделяли большинство старших начальников, оказавшихся неспособными правильно осмыслить опыт русско-турецкой и русско-японской войн, так и значительное число карьеристов, вполне разделяющих мнение начальства и быстро восходящих из-за этого по служебной лестнице. Эти рутинерские взгляды поощрялись и даже насаждались Сухомлиновым. Сам Сухомлинов любил похвалиться, что «двадцать лет не брал в руки ни одной книги по военному делу».
Игнорирование опыта прошедших войн закосневшими рутинерами, вызвало в офицерской среде резкую реакцию. Возглавляли её начальник академии генерал Щербачёв и генерал Мышлаевский. Их активно поддерживали полковники Головин, Свечин и Байов. Эго оппозиционное движение встретило яростный отпор рутинёров при высоких должностях. Борьба закончилась полным разгромом академии Сухомлиновым в 1913 году, смещением непокорных и крамольных профессоров, а также запрещением думать иначе, нежели по давно установленному казённому шаблону. Но идеи военных теоретиков новой волны постепенно стали захватывать всё более широкие офицерские круги. А это не могло не способствовать поднятию уровня офицеров генерального штаба выпуска 1908-14 года. Выпусков исключительно ценных по своему качеству, без преувеличения можно сказать ожививших войсковые штабы периода первой мировой войны.
Столь отрицательное отношение Сухомлинова к военной науке привело его к составлению абсолютно безграмотного плана войны с Германией и Австро-Венгрией. Предшественники Сухомлинова, основываясь на том, что противник, имея против одной нашей железнодорожной колеи две своих колеи, упреждал русскую армию в стратегическом развёртывании своих войск, отнесли стратегическое развёртывание в глубь Западной России. Решение само по себе правильное, если собирались наступать сразу всеми мобилизованными силами и сразу на всем фронте. Однако эта идея Сухомлинова была доведена до абсурда. В «19-м расписании» 1910 года, он Передовой театр (Варшавский военный округ) оставлял противнику без боя.
Вследствие этого становилась ненужной система крепостей, создававшаяся Милютиным, Тотлебеном и Обручевым. Таким образом, стратегическое развёртывание русской армии лишалось своего бетонного костяка. Более того, ещё в конце зимы 1909 года Сухомлинов предложил полное упразднение крепостей. Этот проект встретил сильное противодействие, поэтому одни крепости оставлялись, другие же упразднялись. Такое половинчатое решение привело к полной дезорганизации всей крепостной системы. А ведь при отнесении стратегического развёртывания вглубь своей территории, роль крепостей резко возрастала, так как именно они теперь должны были принять на себя первый удар противника и задержать его возможно дольше. Следовательно, крепостную систему нужно было усиливать, а не ликвидировать.
В том же 1910 году Сухомлиновым была ослаблена группировка полевых войск на западной границе. Пять пехотных и одна кавалерийская дивизия были отправлены с западной границы по внутренние округа. Этим Сухомлинов разрушал установившуюся за полстолетия систему, согласно которой главная масса русских войск сосредотачивалась в двух северо-западных округах для наступления против Германии. Уже Милютин сосредоточил там 2 армии или 2/5 всей вооружённой силы России. В начале века туда нацеливалось уже 3 армии. Непосредственно перед Сухомлиновым в Брест была направлена 38-я дивизия. Принимая остальных за профанов, Сухомлинов разъяснил, что переброска войск с Вислы и Немана во внутренние округа предпринята для того, чтобы «приблизить войска к районам их комплектования». Очевидная несуразность этого обоснования не могла не броситься в глаза, так как в случае мобилизации намного легче было перебросить с востока на запад пополнения, требовавшие 20 эшелонов на корпус, чем перевозить весь корпус, предоставляя ему 120 эшелонов. Вместо приведения за одно и то же время в боевую готовность 12 корпусов, русская армия получала всего два боеготовых корпуса.
Но передислокацией нескольких соединений во внутренние округа дело не закончилось. Следующим шагом была переработка всего плана стратегического развёртывания войск на западной границе. Автором записки, которая определила составление всех последующих планов, был полковник Ю. Данилов, занимавший должность 1-го квартирмейстера главного управления Генерального штаба. В этой записке указывалось, что в случае войны Франция останется нейтральной, а в наступлении против России примут участие: Швеция, Германия. Австро-Венгрия, Румыния, Турция, Китай и Япония. Такая оценка показывала, что автор был абсолютным профаном в военной политике.
Однако его некому было поправить, так как в дела планирования не вникал даже сам Сухомлинов, который вообще в этих вопросах не разбирался и немало наставил пометок на докладах взаимоисключающих друг друга типа: «согласен», «совершенно верно», «разумеется» и т.д. В результате родился план стратегического развёртывания, по которому Передовой театр отдавался противнику без боя, а основные силы полевых войск (4 армии) сосредотачивались в Западной Белоруссии, одна армия у Санкт-Петербурга, другая армия к югу от Полесья. Один корпус в Одессе, один в Новогеоргиевске и один на люблин-ковельском направлении. Задач войскам не ставилось, а рекомендовалось «действовать по обстоятельствам». Худшего не мог, видимо, придумать даже противник. Этот план вступил в силу осенью 1910 года.
В штабах округов он вызвал единодушные протесты. На совещании начальников штабов округов в феврале 1912 года он был признан негодным. Особенно активно доказывал несостоятельность этого плана тогдашний начальник штаба Киевского военного округа генерал Алексеев. Он полагал, что русская армия уже достаточно окрепла и усилилась, чтобы действовать наступательно. Он предлагал оставить против Германии 6 корпусов, а все остальные силы бросить против Австро-Венгрии. Его по существу поддержал начальник штаба Варшавского округа генерал Клюев, который был против наступления 2-й армии в Восточной Пруссии. В то же время он был за то, чтобы она в составе 3 корпусов была двинута против австрийцев.
Предложение генерала Алексеева, будущего минотавра первой мировой войны, с точки зрения оператора было обосновано. Предлагалось обрушиться на более слабого противника и разгромить его, ограничившись обороной против сильного противника. Вроде бы его предложение учитывало интересы Сербии. На самом же деле генерал Алексеев не учитывал ряда обстоятельств, мимо которых стратег пройти не может. Первое состояло в том, что успешное наступление в Галиции давало только некоторое облегчение Сербии. Слишком далеко от Сербии находилась Галиция. Вот если бы была оккупирована Румыния, тогда другое дело. Тогда с Сербией можно было бы организовать единый фронт против Австро-Венгрии. Но Румыния в войну вступать пока не собиралась, да и против неё никаких сил по существу не выставлялось. Второе состояло в том, что железнодорожная сеть России не могла быстро перебросить мобилизованные войска в районы стратегического сосредоточения и развёртывания. Её пропускная способность была в два раза ниже, чем у противника. А это требовало стратегически правильного определения направления главного удара и обеспечение его силами.
Третье состояло в том, что это предложение не учитывало обязательства России перед Францией. А эти обязательства требовали, чтобы Россия выставила сильную группировку против Германии.
Здесь как раз Алексеевым не был учтён опыт русско-турецкой войны 1877-78 годов, который ясно показывал, что после форсирования Дуная и овладения перевалами нужно было максимум сил сосредоточить на западе для действия в направлении Плевна-София для того, чтобы соединиться с сербами. Владение Передовым театром уже позволяло наметить кратчайшие пути для достижения победы. Из него открывался кратчайший путь через Познань на Берлин. Но при этом существовала угроза с севера. Поэтому вначале нужно было ликвидировать эту угрозу. Именно поэтому против Восточной Пруссии нужно было сосредоточить 3 армии. Причем от Варшавы должны были наступать две армии по 5 корпусов каждая. Только подавляющее превосходство в силах обеспечивало захват Восточной Пруссии, блокирование, если не захват Кенигсберга, и выдвижение линии фронта на Нижнюю Вислу. Только в этом случае создавались условия для осуществления предложенного Драгомировым удара на Берлин через Познань.
В этом случае соединиться с французами, конечно бы не удалось, по Германия сразу же ставилась в катастрофическое положение. Ей пришлось бы остановить наступление против Франция и перебросить на восток не 2,5 корпуса, а не менее 2 армий и везде перейти к обороне, так как захват русскими войсками Восточной Пруссии привёл бы германское командование в большое замешательство. Пока шли боевые действия в Восточной Пруссии можно было бы завершить развёртывание войск на юго-западном направлении и перейдя затем в наступление разгромить австрийцев, что привело бы к общему поражению Германии и Австро-Венгрии и имело бы далеко идущие последствия, вплоть до прекращения ими войны. Вот почему нужно было удерживать Передовой театр и, опираясь на крепостную систему, сосредоточить там максимальное количество войск уже в мирное время.
Разумеется, все армии обоих фронтов одновременно двинуть было невозможно, не нарушив установленных сроков сосредоточения и развёртывания войск. А так как железнодорожная сеть имела ограниченные возможности, то необходимо было в первую очередь обеспечить боеготовность войск Северо-Западного фронта. Поэтому уже в мирное время его состав должен был быть укомплектован не мене чем на 80%, что позволило бы доукомплектовать его войска максимум за 10 дней и быстро двинуть их в наступление. При первоочередном отмобилизовавнии войск Северо-Западного фронта, армии правого крыла Юго-Западного фронта могли быть отмобилизованы не ранее чем через 20 дней после начала мобилизации, а левого крыла не ранее чем через 30 дней от начала мобилизации. В этом случае на первом этапе Юго-Западный фронт вынужден был обороняться, так как он никак не мог опередить австрийцев в отмобилизовании и развёртывании своих сил.
Но если уж так хотелось генералу Алексееву побить австрийцев, то следовало хорошенько подумать над средствами и способами реализации этого желания. И если бы он хорошо подумал, то к своему удивлению обнаружил, что побить австрийцев было можно, причём сорвав их стратегическое развертывание силами более чем в два раза меньшими, чем он сам испрашивал для войны с Австро-Венгрией. Этой силой была кавалерия, организованная в крупные соединения (корпуса) и используемая для решения оперативных задач. Она могла своим стремительным продвижением сорвать мобилизационное развёртывание австрийцев и создать условия для успешного наступления следующим за кавкорпусамп армейским корпусам. Для этого необходимо было иметь в каждой армии Юго-Западного фронта но одному кавкорпусу трёхдивизионного состава и одному армейскому корпусу трёхдивизионного состава. На 4 армии всего требовалось 12 кавалерийских и 12 пехотных дивизии. В то время как в установленные сроки было отмобилизовано и разверну то 28,5 кавалерийских и 38,5 пехотных дивизий.
Эти 24 дивизии могли вполне быть собраны к 10-му дню мобилизации. Остальные войска могли составить вторые эшелоны армий Юго-Западного фронта. Стремительные действия первых эшелонов 5-й, 4-й, 3-й и 8-й армий могли не только сорвать стратегическое развёртывание австрийских войск, но и привести их к катастрофическому поражению. Чтобы применить такой способ действий, Алексееву не нужно было быть Скобелевым и на место Струкова подыскивать 4 хороших кавалерийских начальников, нужно было только хорошо изучить опыт русско-турецкой войны 1877-78 годов. Однако Алексеев не только не изучил этого опыта, но он абсолютно не задумывался над этими вопросами, особенно над срывом стратегического развёртывания противника.
Кстати данный вопрос является важнейшим не только для оперативно-стратегического уровня. Ещё большее значение он имеет для военно-политической стратегии. Правильно определить намерения и цели противника, если военно-политическое руководство страны не имеет розовых очков на глазах и не обременено различными химерами, не составляет особого труда. В этом случае остаётся отыскать способы, методы и средства для срыва этих намерений и целей. Генерал Алексеев и его ученики над этим не думали и в ходе Гражданской войны в России 1917-22 годов.
Но это не значит, что над этим не думали их противники. Ниже мы увидим, как это происходило.
Однако возразить генералу Алексееву квалифицированно опять же было некому и главному управлению Генерального штаба пришлось уступить, признать юго-западное направление главным, где и следовало вести наступление. Но в ходе разработки нового плана вмешался случай. Главному управлению Генерального штаба удалось подкупить одного австрийского полковника, который выдал план развёртывания австро-венгерской армии. Согласно этому плану Австро-Венгрия должна была оставить небольшой заслон против Сербии, а основные силы (4 армии) развернуть против России и нанести удар на Киев. Не подвергнув данный план какому-либо сомнению, «стратеги» главного управления Генерального штаба стали разрабатывать свои планы «по обращению неприятельскому».
Вес армии Юго-Западного фронта были нацелены на Восточную Галицию. Особенно сильным делался левый фланг, действовавший на львовском направлении. В то время как правый фланг, на любинском направлении, оказывался ослабленным. Но если бы «стратеги» повнимательнее изучили добытые документы, они бы поняли: во-первых, что почти все свои силы Австро-Венгрия просто не могла направить против России. Сербия требовала отвлечения достаточно большого количества сил (не менее армии); во-вторых, Австро-Венгрия не могла игнорировать интересы Германии, которая, конечно же, требовала направить её армии не на Киев, а против Передового театра на Люблин и Холм. Не обладавшие стратегическим кругозором операторы главного управления Генерального штаба России оказались заложниками фальшивки противника.
Добыча данных о противнике является важной составляющей военного дела, но главнейшей всё же является правильная их оценка, которая возможна только на базе глубокого изучения самого военного дела. Однако этим-то как раз и не занимались. Неподготовленность руководителей русской армии в вопросах военно-политической стратегии привела к составлению абсолютно провального плана войны. В то же время политическая неподготовленность и неорганизованность офицерского корпуса привела к крушению Российской империи. В этой связи А. Кресновский пишет следующее: «Имперское правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплочённого в монолит офицерского корпуса. Оно не сумело ни его подготовить, ни его ориентировать». Собственно этот упрёк следует с большой долей основания отнести и на совесть военно-политического руководства Советского Союза. Одинаковые ошибки приводят к одинаковым последствиям.
Но вернёмся к планированию боевых действий и его последствиям. Когда разыгралась трагедия в Восточной Пруссии и осложнилась ситуация на люблинском и холмском направлениях, более трети вооружённой силы России тратили без пользы время, наступая на Львов и не встречая противника. То есть ударили по пустому месту. Но даже и этот план был в дальнейшем ухудшен, так как французы стали настойчиво требовать выполнения обязательств, то есть перехода Северо-Западного фронта в установленные сроки и добивались их сокращения. В 1911 году генерал Жилинский заверил французов, что русские войска способны перейти в наступление на 15-й день мобилизации, а в 1914 году он уже заявлял, что 1-я армия способна начать наступление на 12-й день. Следствием этого обещания явилось неподготовленное наступление русских войск в Восточную Пруссию. Общим же результатом явилась катастрофа, которую никто не смог предотвратить.
Эту ошибку мог, конечно, исправить компетентный Верховный Главнокомандующий. Однако Верховным Главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич, который, как мы видели выше, не справился с управлением Советом государственной обороны. Николай Николаевич не принимал участия в составлении плана войны и не разделял идей Ю.Данилова. Он был, как всякий лихой кавалерист, сторонником авантюристической драгомировской идеи наступления «в сердце Германии» через Познань. Французы, охваченные паникой под воздействием успешно развивавшегося наступления германских армий, тоже стали требовать осуществления наступления в направлении Познань — Берлин.
Великий князь под давлением французов распорядился повернуть на Варшаву шедшие из Петербурга в 1-ю армию Гвардейский и 1-й армейский корпуса. Туда же был направлен из 6-й армии XVIII корпус. Ренненкампфу вместо взятых у него двух корпусов дали XX корпус, который должен был войти в состав 4-й армии, действовавшей на любинском направлении. Таким образом, Великий князь, пытаясь реализовать драгомировскую идею, сосредотачивал значительные силы у Варшавы и западнее её. В то же время ослабляя силы там, где нужно было вести наступление и где должна была решиться судьба войны. Это решение представляло из себя стратегическую бессмыслицу, которая не просто привела к распылению сил в трёх расходящихся направлениях, но и сделала катастрофу неизбежной.
Но, как известно тот, кто хочет везде наступать, обязательно везде будет бит. Оно так и получилось. И только крупные ошибки противника, да героизм и самопожертвование солдат и офицеров могут несколько поправить положение. Австрийцы тоже наделали немало ошибок, да и русские солдаты и офицеры сражались отчаянно, что, собственно, и спасло русскую армию от полного разгрома в 1914 году. Поэтому мнение Изместьева о том, что в 1914 году русская армия стратегически выиграла и только тактически проиграла к Восточной Пруссии, не выдерживает никакой критики. Именно поражение в Восточной Пруссии и неразбериха, творившаяся в то время в войсках обоих фронтов, подорвали веру в собственные силы и возможности войск. Затем проблемы стали нарастать и усугубляться.
Кроме некачественного управления войсками обнаружилось значительное превосходство противника в тяжёлой полевой артиллерии и нехватка боеприпасов, что явилось прямым просчётом самого Николая II, который при разработке программы перевооружения армии в 1910 году отдал предпочтение флоту, а не армии. В результате заложенные на верфях дредноуты к началу войны не были спущены на воду. Они вступали в строй постепенно уже в ходе войны, а поэтому серьёзной роли сыграть не смогли, но съели большое количество ресурсов и финансовых средств.
В то же время армия осталась без тяжёлой полевой артиллерии. Какие средства были затрачены на строительство флота, говорит утверждённая в 1911 году кораблестроительная программа. Согласно этой программе балтийская эскадра должна была иметь: 8 дредноутов, 4 линейных крейсера, 8 лёгких крейсеров, 36 миноносцев и 12 подводных лодок. Надо полагать, черноморская эскадра должна была иметь не меньшее количество кораблей. В то же время на Дальнем Востоке флот должен был иметь две полноценных современных эскадры, каждая из которых должна была иметь численность кораблей не меньшую, чем балтийская эскадра. Строительство дредноутов было делом дорогостоящим, но оно не обеспечивало создание того флота, который был необходим России.
Этот факт показывает, что в строительстве флота опыт русско-японской войны почти не был учтён. Строительство большого числа дредноутов было абсолютно излишним. В то же время не получили должного развития крейсерские и подводные силы, развитие которых делали эту программу значительно менее дорогостоящей и более целесообразной, с точки зрения развития военного флота России. В то же время она позволила бы оснастить армию тяжёлой полевой артиллерией.
К этому нужно добавить, что военный морской министр адмирал Григорович, показавший себя хорошо на тактическом уровне в ходе русско-японской войны, оказался плохим стратегом. По его инициативе начали строить верфи в Николаеве на Украине. Эти верфи и эллинги создавались в голой степи. И хотя они были построены и изумительно короткий срок, первый дредноут на Чёрном море мог вступить в строй не ранее 1916 года. А ведь была возможность усилить Черноморскую эскадру кораблями с Балтики, без особого ущерба для Балтийской эскадры. Посылка 4 старых линейных кораблей (броненосцев) в Чёрное море в 1913 году, а ещё лучше в 1912 году, позволяла иметь там 9 броненосцев и обеспечивала полное господство нашего флота на этом море. Используя их можно было сравнительно легко захватить Босфор и Дарданеллы уже в 1912 году во время Балканской войны. Но этого сделано не было. И, тем не менее, у Изместьева мы находим дифирамбы по поводу адмирала Григоровича.
Нужно так же иметь в виду, что его влияние на ведение войны на море было минимальным. Каждый командующий той или иной эскадрой организовывал эту войну так, как считал нужным. Командующий Балтийской эскадрой адмирал Эссен, также отличившийся в ходе русско-японской войны, хорошо понимал, что Германия, при желании, способна была сосредоточить на Балтике весь свой флот и добиться, таким образом, подавляющего превосходства над Балтийской эскадрой. Соревноваться в этом деле с немцами было практически бесполезно и невозможно. Поэтому он решил организовать боевые действия Балтийской эскадры на артиллерийско-минной позиции с использование островов Моодзунского архипелага. Эта позиция закрывала проходы в Рижский и Финский заливы. Это было абсолютно грамотное решение, обеспечивавшее неуязвимость Балтийской эскадры и прикрывшее северный фланг русской армии. Это решение дорого стоило германскому флоту, потерявшему в боях немало своих кораблей и людей.
Командующий Черноморской эскадрой, имея 5 броненосцев, вынашивал планы захвата Босфора, так как по броненосцам у него было превосходство над турецким флотом. Однако безграмотность в вопросах военно-политической стратегии сыграла с ним злую шутку. Дело в том, что с началом войны Германия послала на помощь Турции дна своих новейших тяжёлых крейсера «Гебен» и «Бреслау». В результате соотношение по тяжёлым кораблям почти выровнялось. А если учесть, что немецкие корабли значительно превосходили наши броненосцы в скорости хода и имели дальнобойную артиллерию главного калибра, то превосходство Черноморской эскадры растаяло как дым.
Используя сильные стороны своих кораблей, немцы развернули крейсерское плавание и сковали действия Черноморской эскадры. В конце 1915 года Черноморская эскадра пополнилась двумя дредноутами и несколькими эскадренными миноносцами. Но это почти не отразилось на действиях Черноморской эскадры. Так прошло ещё почти полгода. И только когда в командование Черноморской эскадрой в июле 1916 года вступил адмирал Колчак, удалось у берегов противника поставить минные заграждения. Вскоре оба германских крейсера подорвались на минах и получили тяжёлые повреждения. С этого момента ни один неприятельский корабль не появлялся больше на Чёрном море.
В начале октября 1916 года от самовозгорания пороха взорвались пороховые погреба на дредноуте «Императрица Мария». Спасти корабль не удалось, несмотря на личные энергичные действия командующего эскадрой, и он затонул. Похоже, здесь не обошлось без немецкой агентуры. Что ж, если это так, то немцы вполне отплатили за повреждение своих тяжёлых крейсеров. Именно неудачный опыт боевых действий Черноморского флота в первую мировую войну окончательно разрушил иллюзию относительно целесообразности развития преимущественно броненосных сил флота. Здесь уместно напомнить, что башни главного калибра дредноута «Императрица Мария» хорошо послужили нашему Отечеству в период обороны Севастополя в 1941-42 годах.
* * *
В 30-е годы эти башни были сняты с затонувшего корабля и установлены в качестве артиллерии береговой обороны у Севастополя. Орудия 30-й батареи как раз и сыграли большую роль в срыве захвата Севастополя немецкими войсками с ходу в 1941 году. Под огонь этой батареи попали передовые части немецких войск, которые за первый огневой налёт потеряли до батальона пехоты и немало различной техники и вооружения. Таким образом, опыт русско-турецкой, русско-японской и первой мировой войн говорит о том, что при принятии программы развития вооружённых сил, нельзя чтобы она реализовывалась в ущерб развитию сухопутных войск и авиации.
Оценивая в целом деятельность самодержавия накануне и в ходе мировой войны, следует сказать, что оно изжило себя полностью. Поэтому февральская революция и октябрьский переворот 1917 года явились закономерным результатом всего предшествующего развития самодержавного абсолютизма в России, начиная с Екатерины II и заканчивая Николаем II. В этой связи стремление Изместьева обелить самодержавие и предложить его в качестве образца современному нашему обществу также не выдерживает никакой критики.
В. М. Дёмин: От Русичей к Россиянам