
У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русской дух... там Русью пахнет!
А.С. Пушкин
Верования чуди заволочской
Согласно лопарской (саамской) космогонической легенде, «когда злоба людская усилилась», центр земли «дрогнул от ужаса, так что верхние слои земли провалились, и многие люди упали в эти пещеры, чтобы там погибнуть». И Юмбел – верховный небесный Бог – спустился тогда на землю. Его ужасный гнев вспыхнул, как красные, синие и зеленые огненные змеи, и люди прятали свои лица, и дети кричали от страха. Разгневанный Бог говорил: «Я переверну этот мир. Я заставлю реки течь вспять; я заставлю море собраться в огромную, как башня, стену, которую обрушу на ваших злобных земных детей и таким образом уничтожу их и всю жизнь».
В другом лапландском (саамском) эпосе мир был разрушен ураганом и морем, и почти все люди погибли. После того как морская стена обрушилась на континент, продолжали катиться гигантские волны, и мертвые тела стремительно неслись по поверхности темных вод. По-моему, эта саамская легенда гораздо разумнее описывает древнюю катастрофу, чем библейская легенда о всемирном потопе. Потопу предшествовали страшные землетрясения и образование глубоких разломов в земной коре, в которые проваливались люди. Шибко разгневался тогда Юмбел на людей, раз решил перевернуть мир. И не потоп от дождя, а цунами обрушилось на сушу, причем волна была высотой с башню.
В мифах саамов главное божество – это олень-оборотень (Яндаш-парень, Мяндаш-парень, или Мяндаш-пырре, Мяндаш-благо). Он являлся тотемом саамов – их родоначальником. Есть различные толкования этого мифического персонажа. По одним, Мяндаш – сын шаманки (нойды), Коддь-акки («Дикарьей струхи»), которая зачала его от дикого оленя, будучи в образе важенки. Коддь-акка в дальнейшем оборачивается женщиной, однако ребёнок все же рождается оленем. Когда Мяндаш узнает правду о своем отце, он покидает людей и отправляется в тундру. После появления Мяндаша в стае диких оленей люди получают возможность охотиться на этих животных. Из других мифов следует, что Мяндаш – сын девы, которая являясь важенкой, способна оборачиваться в человеческий облик, как и он. Мяндаш ведет человеческий образ жизни, то есть занимается охотой, заготовкой дров и пр. Для сооружения своего жилища он использует оленьи шкуры. В пределах свой вежи он является человеком, а вне ее – оленем. Мяндаш обращается к матери с просьбой – найти для него невесту из рода людей. Но из трех выбранных невест-сестер лишь одна, самая младшая, не нарушая запретов Мяндаш-девы, решается перейти кровавую реку и стать женой Мяндаша.
Древнейшие саамские мифы связаны с оленеводством: Мяндаш – тотемический первопредок саамов. По некоторым их мифам, бог Пейве начинал путь на медведе, продолжал его на олене-самце, а заканчивал на важенке. Богом ветра считался Пьегг-ольмай у восточных саамов, Иль-маратче был богом воздуха у западных. Веральден-ольмай был богом плодородия, поддерживающим мир столпом; Пассе-ольмай был «мужчина праздников» – божеством праздников; Рананейда – богиня весны и плодородия, дочь Радьян-атче. У терских саамов главный бог Кав-рай – покровитель шаманов; его брат Рухтнас – защитник саамов. Среди женских божеств известны покровительница ягельных пастбищ, сестра Каврая Разиайке, богиня леса Вирес-акка (Вирка), хозяйка подземного мира и его богатств Выгахке и др. К божествам, от которых зависели охота и промыслы, относился Лейб-ольмай («ольховый человек»); Луот-хозик – хозяйка оленей, женщина, покрытая оленьей шерстью (ее муж – Поз-хозяин); богиня Аккрува – женщина с рыбьим хвостом, от которой зависела удача в рыбной ловле (соответствующий мужской персонаж – Тьяс-ольмай. Существовало представление о счастливом потустороннем мире – стране изобилия Сайво. Знакомство с верованиями саамов показывает, что древний пласт богов перекрыт более поздними божествами, позаимствованными у финнов и вепсов. Прослеживается даже путь развития этноса саамов от охотников (сначала Пейве ехал на медведе) до оленеводов (закончил путь на оленихе).
Легенды этноса весь сообщают нам: «Когда Бог творил землю и живые существа, дьявол из зависти мешал Ему. Бог рассердился, схватил дьявола и сбросил его с неба на землю в болото. В болоте, в том месте, куда провалился дьявол, образовалась большая дыра; из этой-то дыры и полезла всякая «нечисть». Часть нечисти пошла в озера – это водяники, часть в леса – это лесовики, часть забралась в тучи и облака и так распространилась по всему свету. Этой «нечисти» повылезало бы и еще больше, если бы Бог не догадался заткнуть дыру в болоте горящим поленом» (Колмогоров, 1913).
В другом вепсском космогоническом мифе рассказывается, как птицы по приказу Бога участвовали в создании «мировой» реки: «Бог задумал выкопать реку и призвал на помощь птиц. Все птицы откликнулись на призыв Бога и участвовали в прокладке русла реки, кроме ястреба. За неповиновение Господь наказал ястреба. С той поры с (6/19 августа) до (16/29 августа) ястребу запрещено пить из реки воду. Из-за этого он пищит и просит пить, но из реки пить не осмеливается» (Ермолов, 1905). В представлениях вепсов земля является плоской в виде круглого острова, окруженного водой, а небо – как стеклянный колпак. «До неба далеко: сколько на корове шерстинок, столько до неба верстинок» (Винокурова, 1986). Звезды – это золотые гвозди на небе, которые высек Бог (Rainio, 1989).


Как и у многих финно-угорских народов, в верованиях вепсов в качестве священных существ выделялись береза, ольха, ель, рябина (Владыкин, 1994). Культовым деревом считалась береза, которая наделялась жизненной силой и лечебными свойствами. В лесу подходили к любой березе, перевязывали ее липовыми прутьями и обращались к ней с просьбой послать здоровье. Под корни березы закапывали в качестве жертвы медные монеты. Аналогии этому обряду известны у води, у них под корневища березы закапывали в жертву медные монеты и сопровождали это обращением к дереву сохранить здоровье. Ольха у вепсов имела большое значение в скотоводческой обрядности. Если на ольхе много шишек круглой формы (женские соплодия), значит в предстоящем году будет много телок; если же шишки продолговатые (мужские сережки), то будут быки. После девяти удоев отелившуюся корову обмывали, окуривали или кадили ладаном, а в молоко, полученное с десятого удоя и предназначенное для торжественного употребления, бросали ольховые соплодия круглой или продолговатой формы, в зависимости от пола новорожденного теленка (Винокурова, 1994). Кстати, ольховые соплодия являются хорошим вяжущим средством и предотвращают поносы. Почитали вепсы и ель, которая считалась оберегом. Во время грозы и ночевки в лесу всегда старались спрятаться под это дерево. При этом обязательно полагалось спрашивать у ели разрешение. Ель крестили и обращались к ней как к живому существу: «Kuziine! Pasta mindai magata oks!» – «Елочка! Пусти меня поспать на ночь!».
Кресты, сделанные из веток рябины, служили надежным оберегом от нечистой силы. Рябина считалась "огненным" деревом. Гроздья рябины, которыми украшались с внутренней стороны стены изб, считались средством защиты от пожара (по принципу "подобное отталкивает подобное"). Ветки рябины или черемухи запрещалось бросать в огонь. Ими не разрешалось погонять скот. В качестве растений-оберегов известны чертополох, шиповник, можжевельник. Чтобы обезопасить территорию, на которой будет построен новый дом, строители в каждый угол заложенного первого венца клали ветки шиповника. Для защиты от всякой напасти ветки можжевельника втыкали в доме над дверью, клали в люльку младенца, под подушку жениху и невесте в первую брачную ночь, в подойник. Можжевельник (иногда в сочетанииa с рябиной и черемухой) было принято сажать на древних, напоминающих по форме курганы кладбищах (kamist, komist), где, по преданиям, погребена чудь, причисляемая местными жителями к своим предкам. На Пасху можжевельник на таком кладбище украшали ленточками. Деревом лешего вепсы считали осину. Они верили, что хозяин леса может заменить ребенка на осиновое полено. Под осиной нельзя было прятаться во время грозы. У вепсов не отмечено традиции почитания священных рощ или отдельных деревьев, столь развитой у ряда прибалтийско-финских и волжско-финских народов. Но церкви и часовни в вепских деревнях было принято строить в еловых или сосновых рощах, где категорически запрещалось вырубать деревья, считавшиеся священными.
У вепсов бог Jumou "ведал" погодой. От него зависели такие явления, как гром, гроза, радуга, и их названия в вепсском языке включают имя этого бога: g'umalanguru – гром (божий грохот), jumalanheboine – божья лошадка или jumalankusak – радуга (божий кушак). Это подтверждает и выражение, записанное у шимозерских вепсов: "G'umou g'ureidab i lamin iskeb" (Бог гремит и высекает молнию). В процессе христианизации функции "громовика" Юмоу (Дьюмал) частично перешли к св. Илье, который ездит по небу в огненной колеснице. По народным представлениям, 14 июня Дьюмал "опускал в воду теплый камень", а в Ильин день (20 июля) Дьюмал опускал холодный камень в воду. В обоих случаях существовала большая вероятность грозы. В оба праздника вепсы купались, в первом случае было первое летнее купание, а во втором – последнее.

Считалось, что каждое поле имеет своих хозяина (poudizand) и хозяйку (poudemag). В народных представлениях вепсов, как и многих других народов, жатва представлялась как мучительные роды хозяйки поля, во время которых происходило рождение зерна ("духа хлеба"), заключенного в снопах. По народным поверьям, в это время на поле часто можно было слышать стоны, означающие, что хозяйка поля рожает. Услышавший стоны обязательно дарил "роженице" "пеленку": снимал с себя портянку, платок и передник и оставлял на полосе. Но самым популярным среди духов-хозяев у вепсов был и остается "хозяин" леса. Первоначально объектом обожествления был сам лес, потом произошло выделение духа лесной стихии – mechiine, korbhiine (буквально "лесовой"). Со временем он наделяется антропоморфными чертами и становится "лесным человеком" (mecamez), а затем "хозяином" (Hand).
Хозяин леса являлся людям не только антропоморфным существом, но и в виде животного – медведя, змеи, филина. Хозяин леса мог послать охотнику много дичи, собирателю – много грибов и ягод, а пастуху обеспечить безопасность скота, но он мог и сбить путника или скот с дороги, напустить на него диких зверей. Чтобы не прогневать лесного духа, каждый вепский крестьянин знал различные магические обряды на случай встречи с ним в лесу, при ночевке под деревьями, а также жертвенные обряды в начале и конце лесного промысла. Так, закончив сбор "даров леса", следовало принеси лесному богу жертву в виде части ягод и грибов, которые оставляли на пне, у придорожного креста или на перекрестке дорог. Этим традициям многие сельские жители следуют до сих пор.
Не менее почитаемым был водяной, в представлениях вепсов о водяном также отразились различные стадии олицетворения водных объектов. Так, у южных вепсов о реках говорится, как о существах женского пола. У жителей с. Немжа олицетворялось озеро Куж-ярви. Перед началом рыбной ловли рыбак подходил к озеру и обязательно "здоровался" с ним: "Здравствуй, Куж-ярви! Дай рыбы!" ("Zdorovo, Kuzjarvut! Anda kaloid!"). Приветствие сопровождалось протягиванием руки к воде и имитацией рукопожатия. В ответ следовало приветствие озера, которое произносил сам рыбак: "Zdorovo!". У вепсов был дух-хозяин озера (jarvenizand) и "хозяйка ручья" (ojanemag). Дух реки у белозерских вепсов назывался Черандак (от вепсского глагола ciraita 'журчать). Считается, что Черандак каждую весну ломает лед в реках. Vedehiine (водяной), veden izand (хозяин воды) и veden emag (хозяйка воды), veden uk (водяной старик). Еще два термина, относящиеся к водяному, – turzas и veziturzas были обнаружены только у южных вепсов. Они встречаются также в "Калевале", финских народных песнях и в саамском фольклоре. В мифологии вепсов существуют две версии происхождения водяных. По одной из них, водяные духи появились одновременно со всей нечистью на земле при творении мира; по другой – от утопленников.
Водяного представляли в виде быка, собаки, но чаще в виде голого человекоподобного существа мужского или женского пола с длинными волосами в виде длинных зеленых водорослей – «волос водяного» (Зайцева, Муллонен, 1972). В отличие от хозяина леса, имеющего противоречивый характер, водяной в вепсской мифологии – злой дух, жестокий и коварный. Его неожиданное появление перед человеком всегда сулит несчастье. Он опрокидывает лодки, ловит и душит купающихся, топит лошадей и коров, не щадит даже детей, останавливает водяные мельницы (Колмогоров, 1913). Он может наслать болезни, часто вредит рыбакам – отгоняет от сетей и неводов свое «рыбье стадо» (Kettunen, 1925). Для того чтобы задобрить водяного и получить хороший улов, вепские рыбаки делали ему подношения в начале и в конце рыбного промысла. Так, южные вепсы перед ловлей рыбы мережами опускали в воду яйцо; белозерские вепсы бросали водяному в омут пирог, табак и вино. По мнению народа, табак и вино –"порочные продукты", пристрастие к которым характерно для любой нечисти, поэтому они скорее могли вызвать расположение водяного. По окончании промысла хозяину водоема жертвовали часть улова. У южных вепсов передвижениями водяного из одного водоема в другой объяснялись дождь и туман. На территории расселения вепсов есть немало так называемых "периодических" озер, которые временно, иногда на долгие сроки исчезают, а затем появляются вновь, заполняя старую высохшую котловину (Куштозеро, Ундозеро, Шимозеро, Долгозеро и др.). Эти загадочные явления природы объясняли уходом водяного к своему соседу в другое озеро, чтобы отработать у него проигрыш в карты или в какую другую игру.
В вепсской культуре культ воды прослеживается довольно ярко. Так, шимозерский рыбак, наловивший много рыбы, обязательно должен поблагодарить воду: зачерпнуть ее пригоршней и поцеловать (Петухов, 1995). До сих пор в с. Пяжозеро в Иванов день местные жители собираются у ручья и бросают в него серебряные монеты. За непочтительное отношение вода может наказать болезнями. Строго запрещалось осквернять воду: плевать в нее, мочиться, выливать помои, мыть грязные сапоги в «чистом» водоеме, а не в луже. Нарушение запретов становилось причиной появления кожной болезни. По представлениям южных вепсов, болезнью от воды могла стать водянка. В случае ее возникновения больной ходил к оскверненному им водоему и просил у воды прощения. У белозерских вепсов был распространен запрет ругаться «на воде», иначе возникала болезнь – «водяная ругань». Существовало много запретов, связанных с водой. Например, на рыбалке нельзя ругаться, иначе вызовешь гнев водяного. Или: «После солнечного заката не полощут белья, а то водяной выйдет из воды и будет кричать, чтобы его ужин не тревожили». (Винокурова, 1994).
Культ огня также занимал важное место в древнем мировосприятии и в религии вепсов. Нельзя было плевать в огонь, топтать его ногами и т.д. В случае нарушения запретов огонь мог отомстить пожаром или болезнями, например, появлением вокруг губ сыпи. Различным видам огня (костры, горящая лучина или свеча, дым и т.п.) приписывались очистительные, целительные, обережные или продуцирующие свойства. Огонь широко использовался в вепских ритуалах. Окуривание считалось важнейшим обезвреживающим средством, как правило, предваряло начало какого-нибудь нового периода в жизни и деятельности человека. Так, успеху рыболовного или охотничьего сезона способствовало окуривание орудий труда – сети, ружья. Употребление молока нового удоя в пищу начиналось с омовения коровы и окуривания ее дымом (Токарев, 1982). Огонь, полученный древними способами, считался наиболее действенным, обезвреживающим и лечебным. Его использовали, например, в конце XIX в. в селе Корвала, где на протяжении 7 лет свирепствовала холера. От болезни удалось избавиться, обойдя деревню с "деревянным огнем". Для прекращения пожара духам – хозяевам огня бросали в огонь в качестве жертвы яйцо и обращались к ним с просьбой остановить разбушевавшуюся стихию. Огонь бывает разный: земной и небесный, падающий на землю в виде молнии; огонь костра и огонь домашнего очага; огонь – разрушитель и т.д.
В культе огня у вепсов особенно ярко выделялось почитание огня домашнего очага – духа под названием pacinrahkoi (печной дух). О вепском духе pacinrahkoi имеются лишь фрагментарные сведения. Во время южновепской свадьбы специально ему жертвовали горшок с кашей, который ставили на шесток печи (Turunen, 1956). Среди черт, характеризующих внешний облик духа, известна только одна – вымазанность сажей, которая вполне увязывается с его местопребыванием в печи. В настоящее время название pacinrahkoi употребляется только в шутливой форме по отношению к человеку, измазанному грязью, или ленивому, постоянно лежащему без дела на печи человеку.
У каждой вепсской избы был хозяин избы – pertinizand, живущий в ней со своей женой (pert'inemag) и детьми (lapsed). Пертинижанд, или домовой, был покровителем семьи. Он всегда появлялся перед домочадцами неожиданно, что служило предупреждением о беде. Домовой и его жена, как правило, представлялись в виде старика и старушки ростом с нормального человека или очень маленького. Домовые жили у печи, за печью, на печи, в подполье, в красном углу избы. У вепсов было две формы ритуала при переходе в новый дом: просили хозяина пустить их в новый дом (Хозяин, хозяйка, девочки, мальчики! Пустите меня в этот дом ночевать, помогите мне хорошо жить, легче жить, дайте много счастья, здоровья и всего хорошего). Второй ритуал заключался в приглашении домового из старого дома в новый и перенесении его туда в горшке с горящими углями или в лапте.


Были у вепсов и ритуалы, связанные с духами хлева. При переходе в новый дом, в обрядах по отношению к домашним духам большее значение придавалось жертвоприношениям хлевнику, чем домовому. Встречаются антропоморфные и зооморфные описания хозяев хлева. Их антропоморфный портрет такой же, как и у домового и его жены. Среди зооморфных описаний хлевника встречаются крыса, лягушка, ласка, которая у нелюбимой лошади может выесть шерсть на шее, а у любимой – заплетает гриву в косы. Дух или духи "хозяева риги" у вепсов – это один мужской или один женский персонаж, но их может быть и пара. Духи риги известны под множеством названий: у южных вепсов это rigiuk ("ригачный дед"), rigibuko ("ригачный бука"), rignik ("рижник"), riganizand ("хозяин риги") rihenizand ("рижный хозяин"). "Хозяин риги" жил в рижной печи и представлялся грязным, заросшим шерстью. Среди его вредоносных действий первое место занимали сожжение риги и находящегося там зерна, плохой примолот зерна, а также мученическая смерть человека, оставшегося ночевать в риге без разрешения духа. С помощью различных жертвоприношений члены семьи старались задобрить ригачника. Так, северные вепсы перед началом молотьбы раскладывали по углам риги "гостинцы" – кусочки хлеба, сахара, чай и обращались к духу с просьбой оказать помощь в молотьбе.
К домашним духам относились "хозяин бани" (kulbet'izand) и "хозяйка бани" (kulbet emag, kulbet baba). Они представлялись как голые и лохматые антропоморфные существа. Сохранились воспоминания о формах почитания этого духа. Перед мытьем в бане просили у него на это разрешения. По окончании банной процедуры полагалось поблагодарить духов хозяев бани. Нельзя было думать о бане как о заразном месте, иначе ее дух, обидевшись, мог наслать кожные болезни: kulbet'kibu ("банная болезнь") или kulbet pagan ("банная чесотка").


У вепсов посредниками между духами и людьми были колдуны – нойды. Колдунам приписывали сверхъестественные способности воздействия на силы природы и людей, причем как вредоносные, так и позитивные. Почти в каждой деревне есть как минимум одна женщина, которую местные жители считают колдуньей (noid). Колдовской способностью издавна считалось умение находить в лесу людей и скот, которые из-за происков лешего теряли путь к дому. Считалось, что во время поиска пропавших колдун вступал в непосредственное общение с хозяином леса, чего не могли делать обычные люди. Колдун разговаривал с лесным духом на "границах", отделяющих мир природы от мира людей, – на перекрестках дорог, на крыльце дома. До сих пор важной колдовской функцией являются заключение с лешим договоров на пастьбу скота. Колдун мог также разглядеть подмененного нечистой силой ребенка и обменять его на настоящего. В прошлом колдун помогал и в выборе благоприятного места для постройки жилища. Колдуны играли значительную роль на свадьбах. На южновепсской свадьбе колдун-защитник выполнял функции главного дружки и носил название "женящий" (папа). У северных вепсов на роль дружки (drusk) выбирался кто-либо из ближайших родственников жениха. Результатами вредоносной деятельности колдунов на вепских свадьбах могли быть остановка коней свадебного поезда; лишение жениха половой силы; насланные на невесту различные болезни и т.д. До сих пор жители вепских деревень верят в способность колдунов влиять на любовные взаимоотношения: колдуны могут "присушить" молодых так, что те друг без друга жить не смогут; они способны также разрушить любовь между парнем и девушкой или супругами. По-прежнему сохраняются представления о возможности влияния колдуна на здоровье людей и скота: колдун может наслать болезнь и ее вылечить. В настоящее время население обычно обращается к колдунам, если средства современной медицины оказываются неэффективными. Наряду с этим существует определенный набор болезней, которые, по традиции, находятся в ведении колдунов; это грыжа (purend); волос – заболевание, поражающее ткани и кости; грудница; водянка; эпилепсия (ichune); золотуха; щетинка (sugased). Тяжелейшей болезнью, которую мог вылечить только очень сильный колдун, считалась смертельная или каменная кила – огромный нарыв. В круг ритуальных обязанностей вепсского колдуна (колдуньи) входили также гадания. Самый распространенный вид гаданий среди вепских колдунов – это раскладывание 41 камня, которое, как и тексты заговоров, держится в большом секрете от населения. У средневепских и южновепских колдунов встречается гадание с использованием двух пар предметов: глины – угля и хлеба – соли, и клубка с коровьей шерстью, в который втыкается иголка с ниткой. Во время гадания две пары предметов раскладываются по сторонам света, а клубок гадалка держит за нитку в подвешенном состоянии. По движению клубка в сторону глина-уголь или хлеб-соль узнается ответ на поставленный вопрос. За оказанную помощь колдуны получали вознаграждение в виде небольших подарков.
"Царем всех зверей" у вепсов был медведь. В основе поклонения медведю лежали архаические тотемистические представления и промысловый культ. Следы тотемических представлений проявлялись прежде всего в признании медведя существом, подобным человеку. При раскопках древневепских курганов в большом количестве найдены кресала с изображением медведей, стоящих на задних лапах. По мнению специалистов в области древнего изобразительного искусства, вертикальная поза медведя указывает на его связь с человеком и сверхъестественные свойства этого зверя. К кругу подобных представлений относятся и широко распространенные у вепсов рассказы о превращениях колдунами новобрачных в медведей, сказки о браке медведицы и охотника или женщины и медведя. Запрет на употребление в пищу медвежатины, сохранившийся в некоторых вепских деревнях, – еще одно свидетельство того, что медведь в древности был тотемом некоторых вепских родов. В промысловом культе существовал запрет произносить имя медведя (kondi), его заменяли различными эвфемизмами: kaps ("лапа"), sur ос ("большой лоб"), mecizand ("хозяин леса"), bubarik, bukac ("бука"). Считалось, что сохранение черепа медведя способствует его возрождению; когти и клыки зверя использовались в качестве охотничьих талисманов. В отличие от некоторых финно-угорских народов (финнов, карел, хантов и манси), у вепсов не сохранилось никаких следов медвежьих охотничьих праздников.


Продолжение следует...