Иногда можно услышать, что во времена освоения Северной Америки новый континент заселяли бандиты, аферисты и преступники. Так ли это на самом деле? И чьи гены унаследовала нынешняя нация "исключительных"?
В Америку (ту, которая нынче США) раньше можно было попасть довольно просто. Достаточно было совершить определенное преступление, и билет в один конец тебе был бы обеспечен.
Так, англичане депортировали своих уголовников в Америку ещё в 17-м столетии, а вот после окончания тамошней гражданской войны дело пошло довольно плохо - слишком высоко стали цениться здоровые мужики, а плантаторы, к которым обычно уголовники попадали в руки, желали, естественно, видеть у себя здоровых работников.
В 1717 году Георг I включил в Акт о пиратстве статью, распространявшую вывоз в Америку на различных воров и контрабандистов.
В 1718 году вывоз распространили на браконьеров (за убийство оленя). После этого количество преступлений, за которые высылали в Америку, постоянно росло.
В 1751 году разрешили вывозить тех, кто крал тела казненных, в 1753 - тех, кто женился вне церкви, чуть позже - мошенников, а также воров из шахт по добыче свинца и т.д. (насильники, грабители, бунтовщики, грабители почт и барж, незаконно стрелявшие (?), воры овец, фальшивомонетчики, конокрады, поджигатели...). Высылали на срок от 7 до 14 лет, а те, кто незаконно возвращались в Англию досрочно, подлежали смертной казни.
При этом осужденных продавали судовладельцам по 3 (позднее по 5) фунтов, а те, в свою очередь, продавали их плантаторам по 10 фунтов (женщин, правда, по 8 фунтов).
Ну, что тут жаловаться на дороговизну, - зато какая чудесная наследственность обеспечивалась амерам.
Наглосаксофилы на подобные речи яростно возражают, типа: в Америку на заре ее становления приезжало и много добропорядочных людей из Англии и Европы.
Угу. Только прежде чем говорить о благотворности ген этих «добропорядочных», нужно посмотреть, что за существа в эту категорию попадали.
Правящая элита (кто же добропорядочнее ее может в Недоброй Доброй Старой Англии и в Европе быть) очень заботилась о своих подданных.
Мужьям в Англии, например, поручали жен постоянно на путь истинный наставлять.
- … помимо психологического и финансового давления, мужья, мужья не брезговали и насилием физическим. Избиение жены считалось делом заурядным. Тем более, что суд был на стороне мужей.
Так в 1782 году судья Фрэнсис Буллер постановил, что муж имеет право бить жену, если применяемая для вразумления палка не толще большого пальца .
В 1862 году богатого фермера из Кента, майора Муртона, обвинили в том, что он до смерти забил жену, когда она не позволила ему привести в дом двух проституток. Приговаривая Муртона к 3 годам тюремного заключении, судья сказал: «Я знаю, что это будет суровым наказанием, потому что прежде вы занимали высокое положение в обществе». Муртон был потрясен бесчеловечным приговором: «Но я всегда был с ней так щедр!».
В 1877 году Томас Харлоу одним ударом убил жену за то, что она отказалась купить ему выпивку на деньги, заработанные уличной торговлей. Судья признал его виновным, но смягчил приговор в силу того, что Харлоу был … спровоцирован…
О подрастающем поколении правители тамошние тоже очень заботились. Воспитывали в детишках самостоятельность, чувство ответственности за свои действия с самого раннего возраста.
- До 1875 года возраст согласия для девочек в Англии начинался в 12 лет. Двенадцатилетний ребенок считался достаточно взрослым для того, чтобы самостоятельно распоряжаться своим телом.
Еще в 1285 году изнасилование стало тяжким уголовным преступлением (felony), которое могло повлечь за собой суровую кару, включая смертную казнь. Но половая связь с ребенком, не достигшим 12 лет, не считалась изнасилованием априори. Это был проступок (misdemeanor).
В 1576 году, во времена Елизаветы I, любая связь с девочкой, не достигшей 10 лет, была приравнена к изнасилованию. Однако возраст согласия остался прежним - 12 лет. Секс с девочкой от 10 до 12 лет все еще считался проступком, а двенадцатилетних закон и вовсе игнорировал.
В 1875 году парламент поднял возраст согласия на целый год…
Вот так и портят детей, приучают к безответственности.
Добропорядочные англичане/европейцы отличались цивилизованностью/ изощренностью своего досуга.
В Европе развлечением, зрелищем была казнь. На казни сходились и съезжались, как на театральное представление, везли с собой жен и детей. Считалось хорошим тоном знать по именам палачей и с видом знатоков рассуждать, что и как они делают.
Невозможно назвать какого-то ласкового, уменьшительно-домашнего названия для виселицы или палаческого топора в России.
Ни ласковое «Виселица Машенька», ни ироничное «Тощая Фекла» у нас попросту невозможно.
А во всех странах Европы виселицы и палаческие инструменты именно так и назывались! То «Маленькая Мэри», – полный английский аналог «Машеньки» (в Лондоне), то «Тощая Гертруда» (в Кёнигсберге), то «Скорый Альберт» – топор главного палача в Аугсбурге.
В «просвещенной и цивилизованной» Англии с разделением властей и «самым первым парламентом» в мире могли повесить восьмилетнего мальчика, обвиненного в воровстве из амбаров. А толпа смеялась и пела, глядя, как его вешают.
Детей с младенчества приучали не только спокойно смотреть на зверства.
Сформировались даже британские обычаи: если младенец дотронулся ручкой до повешенного, – это на счастье, также использовали щепки от виселицы как средство от зубной боли. То ли сосали ее, то ли использовали как зубочистку.
В Британии в 1788 году был случай, когда толпа рванулась к только что повешенному и буквально разорвала этот еще теплый труп на «сувениры».
Особенно «повезло» местному кабатчику – он завладел головой и долго показывал ее у себя в кабаке, привлекая публику, пока эта голова совсем не протухла.
Публичные казни на Гревской площади в Париже вызывали всплеск эмоций – толпа ревела, веселилась, пела, ликовала.
«Кто живал в Париже подолгу, как я, тот знает, что это было за отвращение: публичные казни, происходившие около тюрьмы „La Koquette“. Гаже, гнуснее этого нельзя было ничего и вообразить! Тысячи народа, от светских виверов и первоклассных кокоток до отребья – сутенеров, уличных потаскушек, воров и беглых каторжников проводили всю ночь в окрестных кабачках, пьянствовали, пели похабные песни и с рассветом устремлялись к кордону солдат, окружавшему площадку, где высились „деревья правосудия“ как официально называют этот омерзительный аппарат. Издали нельзя было хорошенько видеть, но вся эта масса чувствовала себя в восхищении только оттого, что она „была на казни“, так лихо и весело провела ночь в ожидании такого пленительного зрелища» (Так писал Петр Дмитриевич Боборыкин, русский писатель, придумавший и опубликовавший в 1864 году слово «интеллигенция». И фанатичный «западник», к слову сказать).
Когда Великая французская революция заменила виселицу гильотиной (народ «ласково» называл ее Лизеттой), Мишель Фуко в «Хрониках Парижа» пишет, что после введения гильотины народ жаловался, что ничего не видно и требовал возвращения виселицы. После Наполеона и Реставрации 1815 года виселицу вернули..»
Можно представить счастье подобного добропорядочного отребья/ люда, попавшего в Новый Свет, на просторах которого ему дозволено было стать не зрителем казней, а палачом.
Тем более, что выбор способов казни на родине этого отребья был наработан богатейший.
Вот что рассказывает об одном из таких способов Василий Верещагин, автор известной картины:
Дьявольский ветер (англ. Devil wind, также встречается вариант англ. Blowing from guns — буквально «Развеивание пушками») — название типа смертной казни, заключавшегося в привязывании приговорённого к жерлу пушки и последующем выстреле из неё сквозь тело жертвы (как ядром, так и «холостым» зарядом пороха)).
- Современная цивилизация скандализировалась главным образом тем, что турецкая расправа производилась близко, в Европе, а затем и средства совершения зверств чересчур напоминали тамерлановские времена: рубили, перерезали горло, точно баранам.
Иное дело у англичан: во-первых, они творили дело правосудия, дело возмездия за попранные права победителей, далеко, в Индии; во-вторых, делали дело грандиозно: сотнями привязывали возмутившихся против их владычества сипаев и не сипаев к жерлам пушек и без снаряда, одним порохом, расстреливали их — это уже большой успех против перерезывания горла или распарывания живота. <...>
… Смерти этой сипаи не боятся, и казнь их не страшит; но чего они избегают, чего боятся, так это необходимости предстать пред высшим судьею в неполном, истерзанном виде, без головы, без рук, с недостатком членов, а это именно не только вероятно, но даже неизбежно при расстреливании из пушек. <...>
Замечательная подробность: в то время как тело разлетается на куски, все головы, оторвавшись от туловища, спирально летят кверху. Естественно, что хоронят потом вместе, без строгого разбора того, которому именно из желтых джентльменов принадлежит та или другая часть тела.
Это обстоятельство, повторяю, очень устрашает туземцев, и оно было главным мотивом введения казни расстреливанием из пушек в особенно важных случаях, как, например, при восстаниях.
Прибывшие в Новый Свет цивилизаторы порох экономили – доставка дорога – и обходились без пушек.
Но, тем не менее, кое-какие плоды технического прогресса в индейские массы несли.
Привезенные из цивилизованного рая острые стальные ножи, например, значительно облегчили дикарям снятие скальпов у своих противников из враждебных племен. Для того, чтобы предъявлять их просвещенным наглосаксам/европейцам и получать за это оплату.
Против лома прогресса нет приема…